Ведущие российские и белорусские эксперты обсудили перспективы ЕАЭС. Их казахские коллеги участия в разговоре не приняли

– Александр Владимирович, на днях вы и ваши коллеги из Москвы и Минска провели круглый стол на весьма любопытную тему: каким будет – точнее, каким вы все хотели бы видеть – Евразийский союз через 10 лет. Эксперты попытались представить себе позитивный образ грядущего, обсудили, что мешает реализации светлых планов интеграции. Поде́литесь впечатлениями? Что удалось разглядеть через дымку времени?

– Во-первых, хотелось бы отметить что проект «Точки Роста», организованный Институтом русского зарубежья, Ассоциацией «Содействие развитию интеграции, международному социально-культурному и деловому сотрудничеству» в координации с Институтом философии НАН Республики Беларусь, в котором (в проекте) по любезному приглашению директора Института русского зарубежья Сергея Пантелеева мне довелось участвовать, несмотря на кажущуюся заезженность темы, оказался свеж и современен. И не только потому, что к участию в проекте приглашаются молодые люди в возрасте от 18 до 35 лет. Но и в силу того, что в ходе обсуждения главенствует, с одной стороны, желание посмотреть на процесс евразийской интеграции, да и в целом на социальные и международные процессы Евразии широким фронтом, концептуально, сформировать желаемый образ будущего нашего макрорегиона. И, с другой стороны, сделать это на основании междисциплинарного подхода. Ведь среди участников – эксперты в области экономики, социальных отношений, международники, историки, философы. Это, по-моему, позволяет и обогатить знания друг друга, быть более интересными молодежи и в этом плане отличаться от узкоспециальных площадок. Главным образом от тех площадок, задачи которых в лучшем случае просто продвигать какую-то идею, либо, попросту говоря, отчитаться. Здесь другая история.

Если говорить о содержательной части проекта, то не думаю, что стоит пересказывать, о чем говорили все эксперты. Есть полная видеозапись круглого стола. Выскажу лишь свое мнение. Первый блок вопросов, который обсуждался – это коронакризис. Он, во-первых, продемонстрировал хрупкость современной глобалистской модели, показал, что глобальность и даже региональность быстро схлопываются, когда речь идет о действительно серьезном вызове. Те государства, которые уже практически были списаны со счетов как субъекты, закрываются, и границы проходят внутри региональных интеграционных союзов. Во-вторых, кризис, ведет к падению мировой экономики, в некоторых странах постсоветского пространства, как, например, в Украине падение по итогам года составит не менее 10 процентов ВВП. Примерно те же цифры приводит и председатель Европейского Центрального банка Кристин Лагард относительно более твердо стоящей на ногах европейской экономики, называя цифру в 8,7 процента. В этом контексте, думаю, что, сколько бы мы ни говорили о важности карантина – но там, где карантин был более точечный, где меры по выходу из него более продуманы, а экономика не подверглась глубокой заморозке, там и выход из ситуации будет легче. Тем более, что второй раз в случае новой волны вируса закрывать все наглухо будет в любом случае гораздо труднее.

Третий аспект, который хотелось бы отметить, это то, что коронакризис, вызвав нарушение торговых и хозяйственных цепочек, приведя к падению экономики, тем не менее, дал новые возможности для перезагрузки системы. Думаю, что для ядра капиталистической системы, для финансового капитала Запада – это повод к усилению долгового давления на пострадавшие страны, усилению кредитного давления, навязыванию механизмов внешнего экономического диктата. В-четвертых, коронакризис совпал по времени с усилением противоречий КНР и США и, более того, резко усилил их. Не думаю, что, даже если к власти в США придут демократы, положение изменится в одночасье. Тактически да, тогда появится шанс к новому витку взаимопроникновения США и Китая, но этот вариант пока все же второй по вероятности. Скорее всего, стратегически противостояние двух держав надолго, и оно будет в известной степени определять международные процессы будущего десятилетия. В целом американские выборы остаются важнейшим, рубежным событием года, от их результатов будет зависеть многое. Логика мирового процесса подсказывает пока, что общий вектор на усиление противостояния США и КНР сохранится, и евразийское пространство также будет пространством этой конкуренции, принимая во внимание огромное влияние КНР не только в Центральной Азии, но и на Южном Кавказе и в Центральной и Восточной Европе.

Наконец, эксперты затрагивали социальный аспект, в частности Борис Межуев и Дмитрий Евстафьев говорили о кризисе урбанизма. Действительно, коронакризис ударил прежде всего по городу, мегаполису, среда в котором кажется уже вовсе не такой безопасной. В этой связи думаю, что соотношение преимуществ большого и малого города может меняться, это касается и психологии восприятия большого города и жизни в нем. И это тесно связано с тем, о чем в том числе и ваш покорный слуга говорил в предыдущих интервью – излишнее увлечение идеей агломераций как единственных драйверов роста и развития при отсутствии внимания к развитию плоскостному – неверный путь для России и Евразии. Конечно, это не значит, что мегаполис теряет свою функцию, но это означает, что роль его как гаранта жизни и стабильности серьезно сокращается, а сама городская среда нуждается в коррекции и будет ей подвергаться. Сегодня мы видим, что кризис затронул ядро современной социально экономической системы – страны Запада, это действительно серьезный вызов перед теми же США, где на повестке дня не только расовое противостояние, но, прежде всего, социальное. А что же евразийское пространство? Казалось бы, постсоветские страны страдают от кризиса не в такой степени, но это касается только эпидемиологчической ситуации. С экономической, социальной, социокультурной точки зрения, безусловно и перед нашими странами и, соответственно, перед нашей интеграцией встали серьезные проблемы. Другое дело, что значительная часть из них просто актуализировалась, а вовсе не появилась заново.

Не решены наиболее болезненные вопросы – создание рынков энергоносителей (что, в частности, проявилось в ходе последней дискуссии на заседании Высшего Совета ЕАЭС), финансов, сельского хозяйства, дефицит денежных средств, нехватка промкооперации, обострение противоречий между различными типами экономик стран ЕАЭС. Все это очень тревожные симптомы. Не говоря уже о вопросах нетарифных ограничений, технических регламентов и ряде других. К сожалению, эпидемия также не добавила субъектности ЕАЭС, согласованной борьбы за неё, особенно на первом этапе, не было. Говоря о будущем евразийской интеграции, многие эксперты отмечали важность строительства евразийской идентичности, говорили о гуманитарном сотрудничестве, о том, что экономическая интеграция достигла такого момента, когда больше не может идти вне политической. Отчасти можно с этим согласиться. Но проблема соотношения суверенитета и интеграции на евразийском пространстве не решена, это во-первых, а во вторых опять же политическая интеграция может осуществляться только тогда, когда задействован не только проект общей безопасности, но и привлекательный социально-эконмический проект, имеющий свои преимущества и позволяющий, пусть и не сразу, но трансформироваться из финансовой и экономической периферии в новое ядро. Это особенно актуально в условиях усиления противостояния КНР и США и очевидности попыток разрывания евразийского пространства. Скажу непопулярную вещь – да, можно много говорить о трампизме, в утрированном виде или о меркантилизме или экономическом национализме, но для меня пока трудно понять, как это будет сочетаться с принципами союзности и с принципами интеграции.

Само по себе закрытие и отказ от интеграции только кажется спасением, на самом деле Россия может быть центром притяжения, в широком смысле слова, только когда несет региональный или даже мировой проект развития, развития социального, культурного, технологического, наконец, развития личностного. Базовый принцип интеграции – это принцип союзности , и как ни крути терминами, от этого не уйти. При этом в любом случае многое зависит от России. От того, как будет развиваться российская экономика и социальная среда в России зависит во многом и будущее евразийской интеграции.

Для меня визия (желаемый образ будущего – ред.) ЕАЭС – это приоритет обрабатывающей промышленности, стремление к достижению нового технологического уклада, развитие межгосударственных форм собственности, единые высокие социальные стандарты, единые налоговые стандарты, усиление контрольных полномочий ЕЭК и других контрольных органов. Это должно сопровождаться обеспечением стабильности и безопасности в рамках ОДКБ, ростом международной субъектности и популярности евразийской интеграции и ее структур, узнаваемости, современном брендировании. Но, повторюсь, это в идеале, и до этого далеко. Пока мы видим очевидное торможение интеграции, ее стагнацию. Конечно, есть и успехи. В значительной степени продвинулось снятие ограничений, идет процесс цифровизации, действуют зоны свободной торговли на внешнем контуре, идет процесс вхождения в ЕАЭС Республики Узбекистан в качестве наблюдателя, принят Таможенный кодекс. Но сегодня нужен новый прорыв, иначе интеграция будет бюрократизироваться, мы будем собираться, рассуждать о проблемах, рассказывать о перспективах, но это без практикоориентированного подхода не выведет интеграцию на новый уровень

— Я обратил внимание, что в работе круглого стола не участвовали казахстанские эксперты. Это потому, что они в последнее время жестко, можно сказать – вразнос критикуют саму идею ЕАЭС, называют этот союз бесполезным и даже вредным для Казахстана?

– Честно говоря, лучше обратиться к организаторам с вопросом о том, где же участники из Казахстана. Не думаю, что здесь какая-то глубинная причина. По своему опыту знаю, что многие коллеги из Казахстана и других стран участвуют в таких мероприятиях охотно и всегда вносят заметный интеллектуальный вклад. Насколько мне известно, проект будет продолжаться. Уверен, что участников из Центральной Азии и Казахстана мы еще увидим. Что же касается восприятия евразийской интеграции в Казахстане, то проблема действительно есть. Но ведь каждая из стран-участниц ЕАЭС видит свое и хочет от союза своего. В основном, насколько я понимаю, Казахстан воспринимает ЕАЭС как сугубо экономический союз, который к тому же не вполне оправдал надежды. Надо признать, что положение Казахстана в Евразийском экономическом союзе по многим параметрам действительно не так хорошо, но это связано с сырьевым парллелелизмом с Россией и торговым типом интеграции. Действительно у Казахстана есть свои претензии. Многие, например, жалуются на закрытый характер российского рынка, на засилье российских товаров. Однако на данном этапе проблемы можно постепенно решать, в частности, посредством создания согласованной инвестиционной политики.

Выход же из ЕАЭС, о котором говорят многие казахстанские эксперты, далеко не панацея. Разве коронакризис и мировой экономический кризис не указал на то, что время простых решений прошло? По крайней мере, можно согласиться с Петром Своиком, который указывает на то, что выход из ЕАЭС не принесет Казахстану ничего кроме проблем. От себя добавлю, что та союзность, о которой я говорил выше, касается всех стран-участниц евразийской интеграции. А в условиях коронакризиса и экономического кризиса, усиления роли КНР и его конкуренции с США, роль малых и средних государств меняется, они несколько теряют в субъектности. Возможности для проведения многовекторной политики у них сокращаются. Поэтому при всех проблемах, я думаю, что издержки при выходе из ЕАЭС будут большими, даже принимая внимание его несовершенство.

В конце концов, евразийская интеграция и с геополитической точки зрения является важным противовесом и позволяет проводить именно многовекторную политику. В противном случае Казахстан окажется на определенной растяжке между Китаем и США. И это явно в русле стратегии Вашингтона. Но в реальности западный вектор довольно ограничен, даже несмотря на лоббистский потенциал Запада в казахстанской элите, присутствие в стране энергетических компаний и заинтересованность Казахстана в западных технологиях. Как бы ни хотели некоторые показать реальность прозападной альтернативы, на самом деле, особенно в случае обострения общемировой ситуации, от географии не убежишь, и евразийский вектор остается наиболее важным элементом балансирования китайского и американского влияния. При этом в Казахстане опасаются не только политической, но и гуманитарной интеграции с Россией, а также вовлечения страны в геополитические действия внерегионального масштаба. Поэтому руководители государства выступают за сохранение ЕАЭС как сугубо экономического союза и снятие внутри него торговых ограничений. Но для меня и многих других экспертов очевидно, что в долгосрочном режиме, в перспективе 5-10 лет, сугубо экономическая интеграция без гуманитарной и социокультурной составляющих, без усиления наднациональных органов вряд ли может быть эффективной.

***

Фото: facebook

© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.